В 1998 г. библиотека в Еманжелинке размещалась в одном здании с Центром дневного пребывания для малообеспеченных, инвалидов и ветеранов. Стариков бесплатно кормили, измеряли давление и по мере сил развлекали. Библиотека соседям помогала. Обычно после обеда мы с коллегами приходили в столовую с беседами и обзорами, тем, кто плохо видел, читали вслух статьи из газет и журналов, программу телепередач. Когда доходили до названия «В мире животных», часто слышали: «А, это что наш Дроздов ведет». Однажды я не выдержала, стала расспрашивать, почему из всех ведущих выделяют именно Николая Дроздова? И услышала в ответ: «Ты что ли не знаешь? Он же внук старого попа, Александра Дроздова. Вылитый отец Александр!» Поверить я не поверила, начала даже спорить, но история отца Александра меня заинтересовала. Позже, встречаясь со старожилами, я не раз задавала вопросы о последнем еманжелинском священнике.
Долгое время выяснить ничего не удавалось. Мало кто помнил события почти вековой давности. Даже те, кого я считала глубокими стариками, говорили:
— Меня тогда и на свете не было. Вот мать (отец, бабушка, дедушка) рассказывали, бывало, о попе. Он в доме при церкви жил. Дом большой, там после школа была. Но и семья большая. Еще лечил поп-то. Прямо домой больные и приходили.
— Он что врачом был? – удивлялась я подобному совмещению обязанностей.
— Кто его знает. Лечил хорошо.
Так я и уверилась, что Александр Дроздов получил когда-то медицинское образование. В этом меня убедил и рассказ Михаила Всеволодовича Ярушина. Коренной еманжелинец, казак, ветеран Великой Отечественной войны, он как раз сохранил в памяти «преданья старины глубокой». Его семья отлично знала священника. Дед и бабушка Михаила Всеволодовича неоднократно занимали у Дроздова зерно для посева. Сам отец Александр землю не пахал, но за исполнение обрядов с ним часто расплачивались пшеницей. Зерно в долг он давал без процентов под будущий урожай.
Когда беда случилась с ребенком, сыном Севой, Ярушины тоже обратились к Дроздову. Мальчик в детстве переболел оспой и получил осложнение на один глаз. Родители испугались, что Сева ослепнет, и привели его в дом Дроздовых. Хозяин приготовил какие-то мази, растолковал способ лечения. Зрение вернулось, и вырос казак без изъяна, Всеволод Павлович Ярушин, будущий отец Михаила.
О других подробностях из жизни семьи Дроздовых поведала Гиль (Казанцева) Анастасия Александровна. Казанцевы – тоже местная фамилия, приехали в наши места лет двести назад, вскоре после основания Еткульской и Еманжелинской крепостей. Мужчины, как водится, служили, женщины ждали да вели хозяйство. В германскую войну пришлось туго. Александр Яковлевич Казанцев, отец Насти, сразу попал на фронт. Мать, Мавра Алексеевна, сама много земли распахать и засеять не смогла, пришлось идти в прислуги. Взяли ее в дом Дроздовых. Может, особого богатства там и не было, но по сравнению с рядовыми станичниками священник жил зажиточно. Кроме Мавры, держали еще двух человек женской прислуги и в конюшне помогал кто-то из мальчишек.
Казачкам, которые без мужей пытались вытащить семьи из нищеты, это казалось обидным. Не обходилось и без ссор. Мавра Алексеевна потом со смехом рассказывала дочери, как однажды в большую стирку матушка позабыла сразу положить в грязное белье свою белую пуховую шаль да и кинула ее после. Уставшие женщины заворчали, что придется менять воду, и назло выстирали шаль почти в кипятке. Та такого испытания не выдержала, свалялась и села. «Месть», впрочем, последствий не имела, и бытовое раздражение не перерастало в настоящую вражду.
Поповские дочери замечательно играли на рояле. Летом под окнами на скамейках люди собирались специально, ходили слушать музыку. Любили младшего сына Дроздова, Николая. Говорят, был отзывчивым и добрым парнем. Его-то молва и прочит в «отцы» знаменитому ученому и ведущему. А, впрочем, здесь есть противоречие. По воспоминаниям других еманжелинцев, Александр Дроздов пережил семейную трагедию: все его сыновья умерли и были похоронены при церкви, остались только дочери.
Установить истину мне не удалось, ведь разговаривала я не с теми, кто знал семью Дроздовых лично. Очевидцев я уже и не искала, когда мне посоветовали обратиться к Варваре Ивановне Куликовой. К моменту нашей встречи ей было уже за 90, но ее память и талант рассказчицы удивляют меня до сих пор. В Еманжелинке она родилась, никуда отсюда не уезжала. Для меня она стала живым учебником местной истории: события с 1917 по 1990-е гг. XX в. она помнила до мельчайших деталей. Некоторые беседы с ней записаны на пленку, в том числе и воспоминания об отце Александре. Не откажу себе в удовольствии и приведу ее рассказ дословно; хотя интонации придется домысливать, но сохранится своеобразная манера изложения.
«Когда советская власть [пришла], наша деревня 3 раза из рук в руки переходила: то красные придут, то белые придут. И вот последний раз, когда красные наступали, у белых было… Школа была у нас, маленькая школа, там всего 3 – 4 парты у нас было. И вот выступали тогда кто за красных, кто за белых. А он [отец Александр Дроздов] вышел и сказал: «Я за царя и за белую власть», — и убежал. Его догоняли, но у него уже припасено место было под сеном, под примётком сделал себе убежище и пролежал до утра. Отец рассказывал. И он потом: он живой остался. Он рассказывал, когда с нашими встречался, с селянами. А на свету его работник как вроде беседки положил в короб и увёз его в Еткульский бор. И сколь он там, не знаю, скрывался.
А потом его всё-таки поймали. Поймали и их, попов. Издевались над ними; заставляли их пахать; как лошадей, запрягали; и били их; издевались над ними. Которые на борозде умирали, которых добивали. Морили. Добивали их. Не давали ни есть, ни чё. Был в той каторге. И ему сломали ногу. А он раньше выучился на врача. Был врачом, но врачом работать не стал, а пошёл в попы. И он потом, когда ему ногу сломали, он её сложил сам, раз врач.
А потом он скрылся, как-то скрылся, убежал. И сколько он скитался, не знаю. А у него, не знаю, в Томске, не знаю, в Омске жила дочь, работала врачом. И он к ней как-то добрался. Там переменил имя, фамилию, отчество и у ней жил много лет. А потом моя мама, я уж замужем была, моя мама его видела. У него в Коркино дочь тоже была врачом. И он приезжал.
А как-то… Наша же деревенская женщина была его крестницей. И он пришёл в магазин, и она пришла, крестница эта. А много лет… думали, что его нет на свете. А она увидела его: «Ой, крёстный! Здравствуйте! Отец Александр, крёстный!» А он же скрывался всё: «Ты что?! Какая ты мне крестница?! Ничё я не знаю. Я не знаю тебя. Я сроду не здешний. Я дальний, приезжий. Не знаю я никаких крестниц. Отвернись». И ушёл. Ушёл и где-то за углом её караулил. Она потом маме моей рассказывала. Она пошла, а он вышел и говорит: «Иди сюда!» Она пришла. «Ты что?! Ты разве не знаешь, что я скрываюсь?! А ты меня выдаёшь». «Ой, крёстный, я … потом одумалась». «Вот так. Больше никогда этого не делай, да ты больше меня и не увидишь, потому что начали меня примечать». Правда, он тогда уехал и больше не был. А потом она [крестница] увидела маму, а мама тоже была в магазине, а мама виду не подала. И он маму знал хорошо. А эта как увидела его, потом маме и рассказывала: живёт в Омске или в Томске и в какой-то организации работает бухгалтером. Вот так я слышала».
Варвара Ивановна в детстве бывала на службах, которые вел Александр Дроздов, запомнила и внешность священника. «Худенький, говорит, был. А так роста среднего, бородка небольшая. Русый, вроде». Я прикинула: может быть, и в самом деле похож на своего московского однофамильца?
В районном и областном архиве сведений об отце Александре я не нашла. По рассказам, по отдельным упоминаниям в голове постепенно сложился портрет Дроздова. Образованный, разносторонний человек, не последний в станице, он всерьез относился к своему служению, верил в присягу. Среди местных слыл книгочеем. Новая власть реквизировала у него солидную библиотеку. Книги, вынесенные из дома, заняли большой сарай.
После побега из Еманжелинки некоторое время он скрывался в Еткульском бору. Этот лес и сейчас производит впечатление, а тогда непроходимые заросли служили убежищем для настоящей армии, нескольких отрядов повстанцев. К казакам примкнули и священники, благословляя людей на борьбу с большевиками. Однако военные действия развернулись в 1920-м г., а Дроздов попал в лагерь намного раньше. Казалось бы, вырвавшись на свободу, он тем более должен озлобиться и поддержать бунтовщиков, но Дроздов кровавой междоусобицы не принял и предпочел уехать.
Сначала он жил где-то недалеко от Еманжелинки, во всяком случае, известие о том, что он расписался в Совете с венчанной женой, быстро дошло до его бывших прихожан; потом скрылся, опасаясь ареста. На Родину его, видно, тянуло. Уж не могилы ли детей он хотел навестить, когда его так некстати узнала крестница? Наверное, она была единственной из еманжелинцев, кто говорил с отцом Александром Дроздовым перед самой войной.
Тем не менее, в 2009 г. история отца Александра получила продолжение. К нам в библиотеку приехала челябинский краевед и писатель, Меньшикова Мария Александровна. Она собирала материалы для книги о церквях Челябинской области. В ее творческой копилке уже было немало сведений об уездных священнослужителях и храмах, стоявших до революции в поселках и станицах Южного Урала. В архивах она нашла документы и об Александре Павловиче Дроздове. Благодаря ее помощи, полуфантазийный портрет последнего из дореволюционных еманжелинского священника приобрел вполне реальные черты.
Родился Александр Павлович Дроздов 1 марта 1869 г. в Белоярске в семье священника, Павла Егоровича Дроздова. Окончил Оренбургскую семинарию и принял приход в поселке Синеглазово недалеко от Челябинска. Неоднократно был отмечен церковным начальством. Бесплатно вел занятия в церковно-приходской школе. В Еманжелинку приехал в последние годы XIX в. и больше мест службы не менял.
В подлинную биографию вписываются не все из рассказов старожилов. Ну, не был Александр Павлович врачом! Как многие образованные люди до революции, он, усвоив основы медицины, вероятно, давал советы или пользовал страждущих народными средствами. Сын Николай, которого так упорно приписывает ему молва, тоже не упоминается в документах, зато там названы 4 дочери, младшая с 1907 г. Однако мальчик мог родиться позже, или за сына принимали племянника Дроздова: он взял на воспитанье детей сестры после смерти ее мужа.
Данные из Интернета – биография телеведущего – также решительно опровергают предполагаемое родство еманжелинского и московского Дроздовых. Всем известный Николай Николаевич – уж точно не внук нашего священника. Но, выслушав добрый десяток рассказов с упоминанием двух Дроздовых, в мыслях я вольно или невольно наделяю Александра Павловича внешностью его однофамильца. Хотя… По линии отца Николай Николаевич все-таки связан с русским духовенством. Если не на близкое, то на дальнее родство между ними можно намекнуть в поддержание сельской легенды?